ИСТОРИЯ СТАРОГО ЛЕГИОНЕРА

Глава 6.

Жизнь «почти» наладилась. Дети, женщины,… хотя уже девочек от мальчиков и девушек от парней сложно отличить. Все худые, девушки, если не женщины, что не могут отойти от грудных детей, все работали, как умели. Стирали, штопали, прятались.
Мужчины добывали еду… Почти как раньше. Вот только «почти». Охота, немного собирательства. Зимой, единственной когда был снег – многие умерли от холода и голода, многие ушли, другие пришли. Зима – чудовищное время. Но мы карабкались, шли… даже уже – оружие было чем-то привычным, даже у женщин и детей.
Я носил с собой лук, который в свое время мне помог сделать Оджей, меч и кинжал. Я все еще не мог убить беззащитного и безоружного, но убивал уже давно не только зверей. Ходячие, оборотни, муглы, брауни, баньши, бакбайк… Ходячие – они идут за тобой, пока слышат, чувствуют и убить их необычайно трудно, проще убежать. Друг друга они не едят… Оборотни охраняют муглов, и редко отходят от своих лагерей, они почти как люди – только оборотни. Хотя – то, что совсем недавно мы торговали, дружили… убить их для меня, как и муглов было сложно. В первый раз сложно. Но когда хочешь жить – или защитить того, кто рядом пойдешь и не на такое. Это я уже доказал… Краллы – огромные, краснокожие чудовища (когда-то великаны, неповоротливые и часто добродушные, теперь…), в то время как брауни меньше даже человека, и порой хватает пары ударов, что бы оглушить. Баньши и бакмайлы – не знаю откуда они – но они другие… кажется что баньши плачут, а бакмайлы хохочут… и порой, в них узнаешь людей. И от этого еще безнадежнее становиться. Я даже видел рядом с собой дракканов – но мы обычно бежали от них, а кто-то – не возвращался, просто потому что иначе никак. Огромные чудовища – они бывают двух видов – либо летают, драконы, либо ходят на огромных лапах, большие хвосты. Порой можно встретить по одному, но даже по одному – они смертельно-опасны. Сколько «героев» закончило свою жизнь поперек их челюсти?! Их речь – смутно-понятна и порой, они призывают «прийти и служить им». А если серьезно не уйдешь, не убьешь… несколько раз, даже убивали, но эти победы были ничем, хотя, кажется и воодушевляли всех. Они быстры, они лучше людей, они… Может и правда они избранные Айоном? Может и правда это все зря? Но даже они не бессмертны. Но все равно… Айон по-прежнему глух, а эти ящерицы уже, кажется везде. Но пока нам везло. А везти долго, просто не может.
Эрс носил «шлем» из головы этого чудища, вонял он страшно, но придавал ему значимости, по крайней мере в его собственных глазах. Но я все равно старался избежать ненужной крови. Может из-за своей неприязни к этому, может потому что лишняя кровь привлечет внимание дракканов? Они чувствовали ее. Их чувства были острее наших. Люди роптали, а выхода – все еще не находилось. Это кажется просто взял и дошел до башни, и наверное так и было – раньше, а теперь… теперь уже нет. Прежде всего, была осторожность, но порой голод брал верх над осторожностью. Хорошо знаешь, когда не тошнит от голода, а желудок прилипает в спине и хочется выть, и словно режут изнутри на две равные части, сходя с ума… Зимой хорошо, воды было с избытком, но звери, волки – становились опаснее и йетины спускались с гор. Даже волчье мясо годилось в пищу.
За это время я уже радовался каждому еще одному прожитому дню. Отчасти, меня научил этому Рай, еще не понимающий что твориться вокруг или понимающий? Флори… хотя больше и чаще она плакала, я слышал, как она задавала Ски вопросы. Отчасти Лит, в его сине-сиреневых глазах, я порой находил то, что искал. Порой на охоте или рядом с костром, я поворачивал голову и видел ответ. Какой? Каждый раз свой. Порой хороший удар посохом промеж ушей. Иногда себя – почему-то мне казалось, что я смеялся, подбрасывая на руки Рая… Мой сын. Реже просто тишину и пустоту, когда я что-то спрашивал, но вопросы были лишь теми, на которые можно пожать плечами. Что видел он в моих глазах? Знал бы я ответ. Может быть ничего не случилось, а может быть я ничего бы не поменял. Не знаю… Тогда так случилось, потом – я наверное, умер бы.
Жить одним днем. Жить днем растянутым в мгновения – когда помнишь запах, вкус простой каши из хорто или меллы, слыша звук водопада и все это приправлено страхом, паникой, бессильным и невозможным желанием отдохнуть?... Я не помню, в какой момент страх – стал просто как приправой и я, стал помнить все. Жить днем, когда есть 2 часа и 2 часа, всего 4 часа, и снова лагерь, потом несколько дней разведывать новый маршрут, что бы снова продолжить это «ползание». Когда страх перестал быть плеткой, а стал любовником? Когда я перестал думать о том «как бы было бы», а стал думать «как есть»? Год, два… не знаю, сколько прошло времени. Зима ушла. Весна была хуже зимы, но и ее мы пережили. От прежнего отряда «осталось» довольно много. Теперь нельзя сказать, что мы были беззащитны…
И уже все реже мы встречали кого-то, скорее брели, я всеми силами старался сохранить надежду и когда сам жил – одним днем, вздохом, выдохом – даже смеялся. Лит мне не верил, никогда не верил. Мы часто сидели вдвоем, я что-то готовил или вырезал из дерева, он мешал травы. Мы почти всегда молчали. Зачем нужны были слова? Странная картина. Сидят двое – ни о чем не говорят. Мы часто тихо говорили, но скорее я рассказывал сказки – а люди, не боялись нашего молчания.
Страшно? Да, не без этого. Может, пришла помощь, может и нам помогут?

Моя черная грива так и не выгорела на солнце, как обычно делала это летом, а его волосы вечно путались и бесконечное число косичек, в которые он убирал волосы, были для меня сущим наказанием, когда я их расплетал, что бы голова отдыхала. Сам срезал волосы чуть ниже плеч, часто закрывал один глаз – целиться было удобно.
Костры почти не жгли, опасно, лишь угли закрытые шкурами, что бы греться и реже, если повезло найти пещеру, то живой огонь. В такие моменты, я часто рассказывал сказки. Своим детям и не только своим… как делала бабушка. Но в моих сказках – уже не было «добрых Лордов-Балауров», скорее простые – о чем-то чистом, вечном, простом… Хотя Пран, больше не улыбалась никогда и не слушала сказки.
Часто рассказывал под музыку. Мы цеплялись за жизнь, за те остатки человечности, которые оставались в нас. Каждый по-своему.
Я – сказками, рассказами, тихими балладами… кто-то молчанием, кто-то молитвой. Я не мог, в отличие от Эрса, запретить кому-то молиться, запретить кому-то верить, наоборот был рад. Лит – молитвами, тихой верой. Не знаю, как он сохранил ее, не понимал... Если случалось так, что я оказывался ранен, именно он, не Ски, не мама перевязывал мои раны. Моя вина, что не звал жену?... Я не хотел, что бы она видела меня слабым, разве что только ему я мог показать себя таким, слабым, беспомощным. Оставлял себе хоть какую-то видимость силы, уверенность. И плевать на всю логику, что я должен был бы идти с этим к жене.

Дни сменялись днями. Но каждый, не смотря на обыденность, был новым. А значит… ДОЛЖЕН быть новый день. Может быть, я молился своим богам, но мои боги были в глазах Рая, Лита, Ски, мамы, Пран… Мои боги были в новом дне, в новой проблеме. Ответов у меня не было, а уверенности не прибавлялось. Но почему-то однажды, за таким одиноким вечером, смотря на Рая у огня и молча с Литом, я это понял. Мы должны… не только дойти, но и не растерять то, что делало нас людьми. Глупый идеализм… глупый, никому не нужный идеализм. Даже, тем более, в глазах Эрса.
Я без слов опустил руку на плечо брата, взял сына на руки и смотрел на солнечное небо, и снова слова, за которые я готов был бы сейчас убить себя. Потому что больше не даю обещаний… тогда еще давал и не мог, увы, не мог их исполнить. Но тогда Рай улыбался и мне хотелось сказать что-то… ничего лучше я не нашел.
- Все будет хорошо.
Наверное, было это «хорошо», но как-то уж совсем по-своему.

Раскол среди людей я чувствовал. Хотели бежать, устали прятаться. И Эрс этому способствовал, каждый день, подливая масла в огонь и так горящего костра. А я не мог рисковать. Да, даже если «взрослые» уйдут, то что будет с детьми? Спорили до хрипоты, боли, разбитых рук. Спорили, разбиваясь о «стены» друг друга. Оба были правы, каждый по-своему. Но разойтись не могли… хоть ты плюнь, я мог бы плюнуть «идите на все 4 стороны» и понимал, что это лишь бросит и их, и нас на произвол судьбы. И вынуждены терпеть, смиряться, злиться, бросать гневные взгляды, снова смиряться и снова повторять все снова.
Но мы должны были остаться людьми, а не теми чудовищами, что охотились за нами.

***
Большая, меховая, толстая тушка мугла лежала под нашими ногами, которую я и Лит оттащили в лес, его было не обойти, что бы добраться до мешков с зерном… В сумерках оборотни видели лучше людей, но это была «последняя» вылазка, что бы мы дней семь-десять не нуждались в еде, наш довольно большой отряд разросся уже давно. И мы пошли дальше, хотя бы пару дней.
Я остановил Лита, который решил – что избитый мугл, будет лучше мертвого. Перехватил со спины за руки, облокотил на грудь.
- Нет.
Мы переглянулись его глаза, обычно спокойные, сейчас были на какой-то гране и я повернул его к себе лицо, опер спиной о дерево. Я знал,… нас здесь не должно было быть.
Но последний спор с Эрсом, все-таки возымел свое, и мы приняли решение, что нужно еще зерна. Безрассудно, но люди устали, а это даст возможность идти, а не кусать локти. Когда понимаешь, головой, чувствами, не нужно было. Не должно быть нас здесь и знаешь, что иначе, а иначе ничего. Кто сильнее уйдут, кто слабее останутся.
И я коротко, порывисто обнял его.
- Всего одна Лит. Последняя.
- Давай вернемся, - тихо настоял он.
Я выдохнул, хотел бы я поверить ему, хотел бы, что бы кто-то вот так принял это решение, что «давай вернемся», не получилось. Я покачал головой… и тогда рука Лита сжала мое плечо и он уверенней перехватил посох.
- Ну, нет так – нет.
Как-то беззаботно улыбнулся он. Тоже играл… как и я.
- Лит?...
Он не весело пожал плечами, скидывая эту «маску». Как и я выдохнул, скидывая свою. Так было проще, для нас. Хотя и пытались играть друг с другом, и порой это было интересно. Но чувствовали едва ощутимую ложь. Он прятался за мальчишеской жизнерадостностью, я за уверенной улыбкой. А правда? Никому не была нужна. Именно по этому, мы часто молчали, зная все сами.
- Пожалуйста, только не ты. Не сейчас.
Теперь уже он обнял меня за плечи, и я увидел, почти отражение своих глаз. Где-то не уверенные, где-то верящие, где-то… единственные, кто могут понять, кто хочет понять, без слов.
Мугл остался в лесу, связанный, кровь, мне была не нужна. Оборотни почуют, придут. Ну, упал мугл, ну разбил голову. Хотя нужно было уходить с рассветом, что бы уже не задерживаться и у нас была ночь на все про все. Мы вдвоем крались через поле, что бы обойти несколько патрулей оборотней, все-таки залезть под навес и повытаскивать «мешки с зерном». Один… второй… Несколько раз мы крались туда сюда. Пока наконец-то к опушке не перетащили достаточно, что бы можно было «идти» домой. Можно сказать – все прошло хорошо, но это будет поспешно. Мугла я развязал и, убедившись, что он проваляется достаточно долго, мы с мешками поплелись обратно. Стараясь и не шуметь. И как обычно выходило...

Тень появилась внезапно, огромная, бесшумная тень, огромные лапы… Это вам кажется, что эти чудовища не умеют ходить так. Что ни одна ветка не захрустит. Огромная оскалившаяся морда почти нависала над нами. Чудовище! Вопросов не было. Почему, как?! Чудовище из кошмаров. Чудовище, страшнее которого никогда не было, никогда не будет. Огромная пасть, из которой не текло слюней, блестящие глаза. Он напал внезапно, я не успел, не смог, не успел оттолкнуть Лита и крик брата разорвал мне уши, громче, чем рык чудовища, которое нависло над нами.
- БЕГИ!
Я опешил – два – три – четыре шага, что бы почти рвануть на утек, только бы…
Стрела сама легла на тетиву, стрела сама легла на тетиву, когда я развернулся видя как эта морда нависает над братом, удары посоха лишь раззадоривали этого выродка Айона! Первая стрела! Ударилась о панцирь, со свистом улетела в кусты. Вторая даже не царапнула. Третья… Я ничего с ним не мог сделать, но кажется, был интереснее лежащей добычи.
- НЕТ!!! – Крик Литара раздался мне в спину, когда я со всех ног бежал от Драккана, то и дело поворачиваясь и пуская в него стрелы, что бы не отставал.
«Только не его! Только не так! Не допущу!» - Мысли лихорадочно бились в голове, бились, словно пойманная птичка в клетку, когда – он уже был рядом. Хвост повалил несколько деревьев, но мне уже было все равно. Мы переполошили весь лес и я надеюсь, могу только надеяться, что Лита найдет Эрнс, а не оборотни, но это хоть мизерный шанс. И мне плевать, какие у меня шансы.
Я отпрыгиваю, путаюсь в корнях, лечу со склона, сбивая собой подлесок, бьюсь о деревья и понимаю, когда вижу вниз его оскаленную рожу – конец. Не важно. Еще один прыжок, что бы увернуться от удара хвоста, который все-таки мажет мне по животу, и я со стоном лечу дальше. Лечу?!
Это было не больно. Это было как взмах крыла. Это было как дуновение весеннего бриза… Я отпрыгнул и вот, что-то удерживает меня в воздухе, и уже драканид прыгает, что бы достать меня, а я… взмываю вверх. За моей спиной – крылья. Белые словно первый, зимний снег. Я почти задыхаюсь, то ли от восторга, то ли от счастья, то ли от… того, что чудовище беснуется внизу. Взмах, взмах еще и я скрываюсь в стороне, что бы сделать круг. Как же трудно понять сверху где мой брат. Но от сюда, как на ладони я вижу башню.

Мы почти дошли, почти дошли – она словно у меня в руке и хотелось кричать, рваться к ней. Она объединяла землю. Она была сердцем мира, она была единой целой. Всего наверное пара взмахов крыльев. Как взмах крыла. И, возможно все это было не зря? Все не зря?!
Она окутана облаками, кажется будто дымка, а небо так близко. А крылья… Я не мечтал о крыльях, я не мечтал о жизни, я хотел лишь спасти того, кто мне был ближе многих. Я ничего не хотел. Но теперь я смогу вести! Смогу вести! Восторг, дикий, неописуемый… и только рык драконнида, возвращает меня к реальности.

Я падаю вниз – до чего же коряво я падаю вниз, что бы пробираться по лесу – с этими огромными крыльями за спиной. Как их убрать, я не знаю… но они невесомы и не мешают.

Литар смотрит на меня заворожено, словно увидел какое-то чудо из своих снов, а я – наклоняюсь и перевязываю его ногу, надеюсь, что там все-таки не перелом, а то после таких укусов можно остаться хромым на всю жизнь. Идти он не может. И закончив, я беру его на руки. Его жизнь ценнее любого зерна. Для меня так точно.
Стон боли и глаза его почти мутнеют от боли, но он продолжает улыбаться, продолжает улыбаться мне, словно я не я.
- Это я Лит. – Тихо шепчу я.
Взмах, еще взмах и вот мы уже в воздухе. Потом я вернусь за зерном, не сейчас… Он касается моего плеча щекой, дрожит, от боли… но по голосу, я слышу, что боли он не чувствует, словно так же опьянен тем, что со мной случилось.
А что со мной случилось?
- Ты спасешь нас. – Утвердительно и тихо шептал он, прижимаясь ко мне, прижимаясь и держась за плечи.
Крылья, мои крылья несли нас и я чувствовал как легко это было и как что-то тихое, яркое, селилось в моем сердце, настолько это было прекрасно, настолько чистое, что я хотел лететь, хотел кричать хотел…
- Лит, ты не боишься? – Тихо шепнул я.
- Нет. Я видел сон. Мне нечего боятся того, кто служит Айону.
- Лит, у тебя от боли разум помутился, я не молюсь даже ему, а ты служишь. – Быть серьезным я не мог и тихо рассмеялся.
- Ты не знаешь… а я знаю. – Упрямо настаивал он.
- Тише, тебе и так больно. – Я кивнул на его ногу, но сам, смотрел на него… Где-то внизу бесился Драконнид, добычу которого я увел у него из под носа и я слышал шипение и переговоры оборотней.
- Нет, мне не больно. – Улыбнулся он и я понимал, что он не врал, наверное, впервые, за все последнее время, я видел его улыбку. Отражение моей – не зеркальное, но по сути похожее.
Крылья, полет и я кивнул ему в сторону башни Вечности.
- Смотри, мы почти дошли. – В моем голосе восторг и счастья и он жмется к моей груди и я счастлив, как никогда.
Это счастье бьется во мне клокотом и стуком сердца, проходит по спине щекочущими лапками бабочек, ударяет откровенно-нежным поцелуем в щеку. Я недоуменно смотрю на брата, и мы оба заливаемся смехом, чистым, откровенным, каким-то самым радостным смехом, каким только можно было. Мы замолкаем, но еще вися в воздухе, хихикаем, долго хихикаем, переглядываясь и не находя слов. Впервые за все то, что произошло, мы не верим в надежду, мы ее чувствуем. Мы знаем, еще совсем немного и…

***
Я приземлился в сердце нашего небольшого, уже всполошенного лагеря.
- Нам нужно уходить. Позаботьтесь о Лите. – Коротко сказал я, считая, что меня должны, обязаны слушать. Лит на моих руках лежал с какой-то счастливой улыбкой, такую улыбку я не мог забыть, и почему-то она придала мне сил.

Но… если вы верите в то, что Даэвы были благословением, не верьте в это. Никогда не верьте в эту ложь, которая годна для кого угодно. А правда? «Не слишком хороша» Это красивая история, хорошая история для детей, для людей, кого угодно, кроме тех, кем были в действительности мы. Кроме тех, кем нас считали. Кроме тех,… что было в самое первое время. Когда еще никто не знал о Служителях Вечности. Когда люди сами были в сомнениях, когда может быть, где-то там они и сошли с башни и выбирали, но как будто забыли или не могли сказать всем.
История красива. Появились Служители Вечности, выбрали людей, подарили крылья и люди стали бессмертными, что бы сражаться с балаурами, что бы помогать людям. И назывались эти люди Даэвами.
Мне нравиться рассказывать эту сказку, хотя я сам храню настоящую историю, свою историю, некоторых других, кому повезло больше, а кто был у башни, конечно, запомнил ту красивую историю. Я тоже ее лучше запомню, потому что настоящая выжжена на мне самом. И я не хочу, что бы она повторялась с кем-то. Не повториться… даэвы защитили себя, как могли. Мы защитили себя, как могли сделать даэвы. Люди боятся тех, кто сильнее, люди бояться других, люди любят и ненавидят других. Люди до сих пор боятся даэвов. А многие даэвы до сих пор остаются людьми. «Получил крылья» и отправили служить в Альтгард, Фоэту, Бертрон, Морхейм… Арэшурат. Куда силы позволяют.
А тогда…
Как я получил свои крылья? Конечно же, убил Лорда-Балауров, ну да, можно сказать, недалеко от истинны. И меня тут же назвали величайшим даэвом. И я носил череп лорда-балауров на правом плече, а мантия у меня была из его шкуры. И люди восхищались мной и носили меня на руках.
Почти правда?

Эрс первым вышел из всех окинул меня взглядом и коротко рявкнул – схватить. Злость, обида, ненависть ко всему «не человеческому» была так ярка, что я так и не понял, что произошло и через некоторое время, какой-то отчаянной борьбы, когда, у меня с рук «забрали» Лита… я все еще смотрел на его лицо и пытался уверить себя, что все будет хорошо.
Но крики со всех сторон затыкали мне уши. Казалось, это было похоже, на то, что люди тоже потеряли разум, как там – в небе я и теперь… «Чудовище», «Посланник сволочей», «Ублюдок», «Выдрать крылья!», «Убить гаденыша!»
Все, что происходило, все что накипело… И только мои губы шепчущие.
«Мама, уведи Ски… Мама, уведи Рая… Мама, уведи Флори… Мама… ЛИТА!» - Мои губы шепчут, и я почти кричу это, понимая, что ничего хорошего не светит, и не могу сопротивляться, даже бежать. Всего лишь взлететь?!
«Но я же человек. Я такой же как вы. Я не драконнид! Я – человек!» - Шепчу я, еще не понимая, что видят они во мне, не того, кого видел Лит, не того, кого видела мама, не того, кем был я. Понимание пришло очень быстро…
И я вижу, как эта хрупкая женщина, встает на пути у Эраса и Эрс отходит от нее, понимая, что заставлять ее и мою семью смотреть на меня – он не сможет. Он зол. Обескуражен. Он может только взять ситуацию под контроль если что-то сделает со мной и меня волоком тащут к ближайшему дереву, сдирая одежду, и подвешивают на дерево как тушу для освеживания.
И я только молю, что бы этого не видела моя семья, только молю, что бы этого не видел Лит, только молю, что бы здесь не было того драккана, не пришли оборотни, но крики разносятся далеко. Добыча. Мои слова, мои крики тают в гомоне людских голосов. Какая разница… они ненавидели слишком долго, слишком долго терпели, слишком долго и сейчас готовы это сделать.
Ноги подкашиваются, когда перед собой чуть дальше я вижу личико Пран с сияющей и изогнувшейся ухмылкой, на которой написано: «не-на-ви-жу!»
- Пран, это я… Сиер. Уйди. Пожалуйста.
И вместо ответа, я чувствую, что в меня летит камень,… а в спину врезается нож. Сначала это больно. Горячая, густая кровь, течет по спине. И нож, словно очерчивает круг. Что бы потом врезаться в плоть. Кости не поддаются и он проходит под кожей, пытаясь сломать кости крыльев.
Я задыхаюсь от крика, я не могу кричать. Только личико Пран смотрит на меня обвиняющими глазами с коротким и понятным словом: «не-на-ви-жу». Я задыхаюсь. Бьюсь. Но связали крепко и что я могу?! Только сходить с ума от боли. Сознание, как отвратительная липкая, грязная муть не собирается уходить и с извращением и безумием рисует мне все, что я вижу, слышу и чувствую. ВСЕ! Вязкое, чавканье плоти, когда дергают за крыло, что бы отодрать его. Вязкая, горячая кровь, заливающая всего меня. Я задыхаюсь, но не могу кричать, я ничего не могу сделать и никак… Это конец?
Я слышу шелест перьев и вижу, как белые… они были белыми, они были белыми как снег, перья тонут в моей крови, под моими ногами. И словно обнажен, словно из меня вытащили какую-то часть. Перья, испачканные в крови кто-то поднимает, и я слышу крик: «Так будет с каждым ублюдком! С каждой ящерицей!»
Им плевать, что крылья у меня не кожистые… и в этот момент, я сам верю в это. Хочу поверить, что бы было не так горько, не так зло, не так обидно. Я дергаю руками, но это лишь конвульсия умирающего тела. Это лишь конвульсия умирающего тела… я почти не чувствую, что происходит потом. Солоноватый запах заливает мой нос, рот.
И где-то через подступающий туман, я слышу крик:
- НЕТ!!!
Кто-то бежит. Я чувствую, но не вижу взгляда сине-фиалковых, словно вечернее небо глаз. Я лишь чувствую крик, взгляд… и вижу, как мои крылья, что брошены в мою кровь, под мои ноги исчезают или сознание исчезает? И больше я ничего не чувствую… или чувствую все?
Или это смерть?

***
Мир сжался до где-то там этого «НЕТ» и мириада-мириада пятен света в абсолютной пустоте и темноте, в которой не было ничего и никого, даже меня не было, потому что я был где-то еще?... Огоньки, похожие на странных, огромных бабочек, что мельтешили перед глазами или вовсе не огоньки? И не бабочки? А всего лишь больное воображение сошедшего с ума? От боли? Но здесь не было боли, не было ничего и можно было закрыть глаза и наконец-то отдохнуть? Потерять счет дням? Годам? Часам? Векам?... Мгновениям?
Эта пустота не пугала, она словно заигрывала, не давая никуда скользнуть, только раствориться, только быть частью ее и словно выбор… был выбор. И если был, то какой?!
Я НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ!!! – Человеческая, насмешливая, пугающая меня мысль.
Мой крик, мысль… я не закончил еще ничего. Я не закончил ничего. Но мой крик был нем. Я не имею рта, мне не холодно, не грустно, не радостно, не смешно. И только мысль, которая бьется как сломанные крылья, на которых я все еще хочу взлететь.
Это было, словно не со мной или со мной и что все пошло не так? Не так и не эдак. Не так как должно быть. Я так много не закончил. Я так много не сказал, что хотел сказать. Я не довел их. Я ведь пообещал, что все будет хорошо.
И последняя мысль, словно услужливая насмешка, подкидывает мне картинку сестры, которая смотрит на меня холодными, пустыми, ненавидящими глазами, словно я предатель, словно я последнее существо, которое она готова простить и первое которое ненавидит. И крики… и ненависть…
И в этом отчаянном калейдоскопе мыслей, последних лет я отчаянно ищу, что может меня спасти, что может меня спасти в этом безумии, что может вытащить меня или уже не совсем меня? Я больше не слышу их. Я больше не слышу «нет». Я больше не слышу даже себя. Огней столько и каждый словно хочет что-то – интересуется или мне кажется, что такой я еще кому-то нужен? Они ли это… или просто «поток эфира, в котором я растворяюсь, что бы навсегда покинуть этот мир и так выглядит смерть?»
Но я все еще, пытаюсь найти, пытаюсь найти то, что поможет мне, не думать об этой ненависти, об этих совершенно искренне-ненавидящих глазах родной сестры. И я ищу… ненависть, боль, обида, злость, месть, и снова… и чем я буду? Убью тех, кого защищал? Возненавижу тех, кто был?
Я не мог найти ничего. И я умирал.
Недостаточно искал! Не так искал! Не здесь искал! Невозможного нет! Откуда я беру силы, откуда оно во мне?
И я помню: «Нет» и сине-фиалковые, словно вечернее небо глаза. Треск костра, тихие беседы без слов. Сказки. Смех. Но все равно, мне не хватает сил, мне не хватает сил, что бы вернуться и доделать все то, что обещал. Ошейник из моей собственной ненависти к ним, обиды, желания убить тянет меня куда-то… истерическо-лихорадочным смехом – не вернусь, подохнут как скот на бойне! Но там не только они! Не только те… не только те, что делают со мной это! Не они! Ошейник, который душит меня я скидываю, с холодным звоном… или кто-то помогает мне? И чем же я стал?... Тихий шепот:
«Ты еще узнаешь, что умирать – больно, возрождаться еще больнее!» - Мой?... Мой.

***
И не было ничего кроме пустоты и боли. Или мне так казалось, что что-то было.
Боль раздирала меня изнутри, выдирала меня из того, где я был и то, чем я заплатил за то, что бы вернуться. Боль была везде, была не реальной и была безумной – когда с ломанным, тяжелым скрипом, хрустом я почувствовал снова легкость за спиной – лежа в луже из собственной крови, на двух парах собственных крыльях, а перед глазами лицо моего брата, а за его спиной…
Я лежал на своих крыльях. В своей крови. А за его спиной, раскрывались его. Или мои, которые я отдал там, что бы кто-то помог мне? Он избит, но жив и улыбается. Он тоже потерял крылья, я это вижу и обрел их в то мгновение, когда я открыл глаза. Я больше не улыбаюсь и только чистая улыбка застыла в моих глазах. Мой брат и я… Мы так и лежим, вдвоем. Люди кажется не думают, что мы живы. И я читаю по глазам, что там произошло.
- Так значит, это был ты? – Мой шепот привычно тепл.
Он пожимает плечами и чуть ведет крылом.
- Не знаю.
И я улыбаюсь… я бы отдал ему крылья сам, только бы не переживать того, что пережил он. Но, увы, я ничего не могу изменить, и не знаю, изменил бы. И улыбка нежная и печальная, счастливая и бездонная, чистая селиться в моих глазах. Открывая то, что обрел я, чем стал я… кем был теперь я. Как много я. И как много меня…
Когда я возвращался, я был еще человеком, когда я вернулся, я стал… даэвом. Но пойму я это не скоро, хотя как сказать. 10-20 лет… Наверное, скоро. Сейчас, как бы сказал, понял почти сразу.
Теплый, голубоватый свет с его рук окутал нас – исцеляя его раны, мои… увы не все. Шрамы остались до сих пор, память услужливо сохранила все, и это было даже не начало, а короткий эпиграф к тому, чем я действительно стал и что хранил в себе.

Люди шарахаются в стороны, когда два мертвеца встают. Но уже не могут кричать, ярость иссякла, остался страх, не понимание. Мои крылья в моей же крови. Крылья Лита белы как снег. Он выходит вперед и говорит о своих снах, о которых молчал. Скажи он раньше, может что-то изменилось бы… а может мы бы так и сидели на заднице и ждали тех кто придет.
Люди растерянны. Моя Ски смотрит и не верит, ее мучает вина, жалость, отвращение… Рай снова плачет, и я снова не знаю, что мне делать с его слезами. Мама улыбается – какой-то настоящей улыбкой. Пран – ненавидит, но это лучше, чем безразличие, что селиться во многих глазах. «Так делайте, если вы избранные». Райка не верила, не понимала и все смотрела за спину – вырастут ли у нее такие же. Эрс – молчал, но его взгляд был готов убить меня на месте, а я почему-то чувствовал, что именно его нужно уберечь от людей.

Мы собрали лагерь, и вышли до того, как моя кровь на земле остыла. Я навсегда запомнил – куски разломанного грифончика, которого я когда-то подарил Пран, лежащие в этой луже. Так вот значит, что это был за «камень».
Но я помню все. И не только плохое. Ее слезы, ее улыбку, ее радость от подарка, ее любовь, ее теплоту, ее страх… саму ее. И первая дверь – обрела свой засов, просто потому что…