ИСТОРИЯ СТАРОГО ЛЕГИОНЕРА

Глава 8.

Мое одиночество. Моя непохожесть. Мой голод. Мой разбитый дом. Мой холод. Все это я осознавал за эти два взмаха крыла, но тогда не понял, что это такое… не мог понять, не знал, как объяснить. И порой эти два взмаха крыла настолько долгие и настолько тяжелые, что пролететь их нельзя и за года. Это чувство пришло тогда – какой-то невообразимый холод и голод моего сердца и моей души. Одиночество. Я был среди людей, но я был один. Я помогал им залезть на скалы или переносил через воду, но я был один. А если я оставался один, это чувство приходило почти сразу. Еда мне была не нужна,… не нужна была вода. Только этот голод, усталый, больной, который отступал, когда рядом был Лит, или мне просто было не до того, что бы предчувствоваться к нему, и надо было идти. Что-то делать, быть сильным, быть тем, кем я никогда не был до этих двух взмахов крыла или мне так казалось?
Мне не нужно было спать, это я тоже понял почти сразу, хотя Лит спал так же. А мне… бессонница, холод, голод… тянуло изнутри, словно тогда я действительно умер. И это был не сон. Сном это не было, не было даже кошмаром. Реальность была страшнее любых снов. Люди так говорили, смотря на меня, тихо конечно, но я слышал, стоило мне отвернуться. Или наоборот, избранный. Мне не нравилось ни одно слово, ни второе.
Одиночество. Я был среди них, но они не были или я уже не был?
Это потом уже спустя время, когда было время посидеть подумать, ко мне приходили эти слова, а тогда я просто вел их, потому что мог вести, потому что больше никто кроме меня. Казалось все это такой глупостью, и я просто их вел, просто старался быть со Ски, но понимал, видел, как она отдаляется от меня, как она не хочет видеть, боится, брезгует и даже не ненавидит, просто в ее глазах, когда я стал таким чудовищем? Наверное, я сам был виноват в том, что то, что считал незыблемым, рассыпалось. Мой дом – у меня больше не было. Виноват в том, что все рухнуло, виноват в том, что… и дело не в изменах, я никогда не изменял Ски, у меня в мыслях не было, всегда… Нет, уже не всегда, последний год, мое внимание было не только ее, от меня зависели люди, мы грызлись за власть, я часто уходил и она не знала вернусь ли я. Наверное, во всем этом только моя вина. Моя вина, что не мог уделить время, моя вина, что грызся за власть, моя вина, что находил слишком редко теплое слово.
Все это только моя вина. Мне так…
Одиночество. Мое одиночество. Словно пустота. Которую я не мог ничем заполнить. Смотрю на Ски, она смотрит и уходит и сколько раз я подходил, что-то отбрасывало меня назад, я не мог ее схватить, прижать к себе. Ее взгляд бил сильнее пощечин, криков. И что я мог, или боялся? Тогда, не мог. Позже, уже не хотел сам.
Ее я победить не мог. Не мог убить. Не мог заставить любить. И не хотел…
Когда же приходил Лит, он словно заглушал мое одиночество, этот холод в душе, чувство вины… и я чувствовал себя, хоть немного, живым? Возможно живым. Я искал оправдания, что я хотел, что бы было лучше для всех, спасти всех, но не уже не мог находить их… Потому что их не было, ничто не могло извинить меня, простить меня, сказать, что-то простое. Мама говорила, что Ски простит… Мог ли простить я, возможно не ее, а самого себя? Сейчас, когда конец пути был уже близко. В его начале, я не думал о конце.
И моим спасением было идти вперед, благо дорога вперед была понятна и проста. Идти, удерживать, защищать, стараться не думать. Заниматься делом, оставаясь в одиночестве, беречь сон брата или всего лагеря.
Иногда, я оставлял цветы на постели Ски, но всегда находил их выкинутыми. Хоть подарки для детей она не выкидывала, но не давала мне к ним подойти самому. Я смотрел со стороны, видя, уже видя что-то знакомое в глазах Рая, ненависть к Ски, которая не давала ему видеться со мной. Он не понимал.
Я… так хотел, в этом ошибиться.

***
Прежде всего, легион это даэвы, что его образуют. Без даэвов, не будет Легиона. Во главе Легиона стоит легат. Без легата – нет Легиона. Ни один центурион не заменит легата, ни один легат не сможет быть без центуриона.
Блик Луны забавное прозвище, больше похожее на имя истерической девицы или такого же избалованного отпрыска Анхейла, или озорного мальчишки из очередной банды разбойников. Все это едино, у всего этого обычно нет мозгов, в Анхейле правда, такие долго не живут.
И слишком много слов о Легионе, когда, кажется это единственное, что у него есть, меня уже не обмануть. Фанатическая преданность, которую должно что-то подпитывать, но что, если от Легиона остались рожки да ножки жаренного трирога? Личный эгоизм, личное самомнением, личные цели. Но когда это все рухнет – не будет уже легиона. Кто-то другой не видит, но когда читаешь историю, ведь не на пустом месте разваливался этот легион не раз и не два? И смотришь на Легата, знакомясь с теми, кто покинул его, видя не только одну точку зрения, но и окружающих. Забавная история с этим Легионом. Сломанные крылья и… пустой звук. Впрочем выбирать мне не приходиться, я сам разбит ничуть не меньше, чем этот Легион.
Ничто в этом Легионе не заставляло меня остановиться.
Язлочка, Иллитири, Флэй… Простой трах, простой секс. Иллитири умудрилась влюбиться, первое, детское, наивное и мать его чистое чувство. Не ко мне… разбираться во всей сложности «детской» души, которая решила, что нашла папу, брата, защитника, да кого угодно – пошли на хер со своими детскими и наивными чувствами.

***
Видар, этот балаурский выкормыш, все-таки дал мне разрешение на вход в Бездну, хотя и ждал до последнего, пока, кажется, сам Вотан не явился к нему и не затребовал нужные ему силы и Видар все-таки уступил…
Мой первый шаг в портал и я падаю на колени, через мгновение, как вижу горящее Око, мои когти разрывают кожаный доспех, вцепляются в плоть, разрывают ее, и я вижу всех тех, кто умирал на моих руках и рядом.
Любовницы, любовники, друзья, подруги, те кто уходили «в последний бой», потому что не возвращаются оттуда, там нет кибелисков, там нет возможности снова жить. Там есть только один шанс и никто не даст второго. Но слез в моих глазах больше нет, лишь ярость, когда я поднимаюсь с колен и раскрываю крылья, чтобы так и не отчитаться у Вотана, а рвануться к Оку. Я вижу мертвых, тех, кто защищали Сиэли, кто отбивали их. Для меня уже нет друзей и нет врагов. И я живой иду среди мертвых. Элийцы даже мертвые пытаются убить меня, я взлетаю, что бы они бессильные грозили в след, они не могут полететь за мной. Асмодиане приветствуют как центуриона – отдавая честь и ожидая приказаний.
Я живой, но я мертв. Потому что вот моя жизнь.
Я вижу ее. Лизера… ее волосы растрепанны и невидимый эфирный ветер разбрасывает их по ее плечам, она подходит и обнимает меня, я не чувствую холода ее прикосновений.
- Я так рада, что ты все-таки пришел.
Я обнимаю ее бестелесный дух, целую, как никогда не целовал.
- Мы встретимся.
Мой кинжал так и не доходит до ее сердца, она останавливает мою руку или я был столь безрассуден, чтобы дать ей остановить его.
И мы продолжаем наш поцелуй. Я так же мертв, как и все они – они вечно служат, я вечно служу.
Арэшурат дал мне силы, дал мне возможность раскрыть крылья. Дал возможность чувствовать и жить той полу жизнью, которой я был годен. Я часто был среди призраков и духов прошлого. Мы пили, трахались, жили… Как возвращаясь в Асмодею я делал тоже самое, лишь бы почувствовать жизнь.
Вторая моя страсть – вечная охота. Да, еще служба своей Темной Госпоже… я приносил ей души и летел дальше, пытаясь жить.
Охота в Арэшурате, в Интердике…
О, на одной осаде я познакомился с бесподобной женщиной, сколько это было уже лет назад? Она стояла в сердце Серного Древа, несколько слов, ее благословения. Прекрасная Тилирис, правда разговор был очень короток, а потом Дарующая Смерть – принесла эту смерть не только мне. Эта целительница, влетела в самое сердце крепости и разметала всех, одной лишь своей волей и силой Юстиэля.
Я выгнулся – тихо застонав от боли, восхищения и злости. Мне еще придется многое вспомнить, чтобы быть достойным соперником не только для нее.
Тогда же я познакомился и со второй своей надеюсь долгосрочной любовницей – Сарказм. О, эта элийка, о ее клинки. Ей бы позавидовали многие убийцы, потому что такую женщину стоит поискать.
Мои две вечные и разделенные страсти.

Легион не был для меня домом. Я всегда летал один и никто не мог меня остановить, лишь краткие перерывы между одной битвой и другой. Одной осадой и другой. Одной охотой и другой. Одной постелью и другой.
Я медленно склеивал крылья своих воспоминаний, живя одним днем, но смерть не приходила, а лишь память возвращалась медленно и тускло. Медленно потому что я вспоминал, тускло, потому что на дне бутылки я неизменно видел то, что хотел забыть, не верить, не знать. Даже у бессмертных есть слабости и моя, это моя память, потому что с каждым днем этой бесконечной охоты, я все больше и больше вспоминал, каждый стон, каждый вскрик, каждый «Повернись пожалуйста, я обработаю твои раны» и каждую холодную повязку на мои глаза с каждым тихим, берущим за душу словом «Потерпи, скоро боль пройдет.»
Каждое слово, каждый жест.
ПАМЯТЬ! Мое проклятие…

***
Я был пьян, так как никогда не был пьян, кривой полет под Астерией, настолько кривой, насколько это только можно вообразить… и белозадая рожа с посохом и в белом – трудно было не понять, что сейчас либо он меня, либо я его. Он был сильнее. Чародей, смуглая кожа, глаза, которые смотрели насмешливо. Одна стрела отражена посохом, вторая со звоном вонзилась в кольчугу, третья пролетела явно вкось.
Я зарычал. Но каждая моя стрела, разве что беззвучно его царапала, щит, силы Юстиэля, лишь для того, чтобы оборонять себя.
Ненавидеть, я уже не мог.
- Что не убиваешь, ублюдок?!
Моя усмешка искривила губы и я даже сам не понял, как перешел на чистый элийский. Да, их язык я знаю настолько же хорошо, как балаурский, язык древней Атреи и какие еще я не знаю.
- Ты слабее меня, и у меня нет желания тебя убивать.
Я посмотрел на него и сел на один из осколков под Астерией, открывая новую бутылку с бренди, одну – кинув незадачливому собутыльнику.
- Лови, коли не шутишь.
И приложился сам рассматривая незадачливый «объект» и своего случайного собутыльника. Разговор, если это можно так назвать, мне было все равно кто он, пока не приказано его убить насовсем, я даже не против выпить. Обмен – он мне бутылку элийского, которая не пришлась по вкусу даэвочкам легиона, я ему – лучшее асмодианское бренди. Хе… хороший обмен.
И моя просьба. Кто меня дернул – попытка вернуть память окончательно или попытка обрести что-то под ногами и что я не один?
- И у меня к тебе просьба, коли ты такой добрый и такой понимающий, найди мне даэва, он чародей, как и ты, молод, ему лет 16… по внешнему виду, у его глаз пара татуировок белых крыльев. Зовут…
Я усмехнулся.
- Литар.
Так мы и попрощались, признаться, я ни на что не надеялся и ничего не ждал. Потом я надрался дальше, хотя и помнил весь наш разговор и мой пьяный бред. Пьяную просьбу, мне хотелось вспомнить все, и где-то еще я надеялся на то, что это ошибка, это ошибка и еще раз ошибка… и память меня подвела, и вспомнил я, не то, что забывал. Короткая встреча, мгновение, которая могла что-то изменить.

***
Очередная церемония, в ней не было ничего… Новая девушка, которая долго тут не пробудет, это я уже знал тогда, когда она входила в храм Маркутана, в этом Легионе долго никто не задерживался.
Имя – Юми. Остальное было почти не важно. Разве что на «балконе» для гостей стояла Роза Ветров… Легион, с большой буквы. Те, кто когда-то ушли, что бы сохранить себя. Но именно там я впервые увидел Иванта – нахального, бесцеремонного, наглого, тыкающегося по всем углам в храме Маркутана в поисках Гласис. И даже не думал о том, что тут кто-то может его осудить или запретить искать Гласис в каждом углу. Ярко-розовый костюм, «вырви глаз», всклокоченная черная шевелюра, вечно сложенные руки на груди и вид, лучше слов кроме «я тут самый-самый» не могу найти. Хотя я почти сразу понял, что брать его за шкварник, как нашкодившего щенка, не собирался и не хотел. Скорее наоборот – «чем бы дитя не тешилось, лишь бы…» Но тогда, я не понимал. Да мне и было все равно. Казалось так.
Память… не знаю, рядом с ним, живым и ярким, я впервые за множество лет, а уже прошло почти три года, как я вступил в легион, я почувствовал себя живым или мне так показалось?

Я был не особо рад тому, что Легат тянет всех в бездну (в какой уже раз, Асфель подери!) и вынуждает, тех, у кого нет пропуска в Бездну, бежать за пропуском в нее. Бездна. Но все-таки и не стал говорить этого в слух, а только о чем-то заговорил с Ивантом, спросил очевидную глупость «Нашел ли он Гласи?», которая куда-то исчезла по среди церемонии, нет он ее не нашел и я об этом знал до того, как задал вопрос. Уже на улице холодный воздух Пандемониума выбил окончательно всю чушь из головы и весь хмель. И сидя на том крыле моста, которое вело сразу к храму пяти Богов, я спрашивал Ива, а что же он курит.
- Женьшень.
Я удивленно вскинул бровь. Уже давно куря джут, я как-то особо и не искал замены, альтернативы. Зеленый, густой, горько-душный дым джута, приятно вяжущий горло, заставляющий вздохнуть глубже, так приятно стискивает грудь, и тут женьшень.
- Сам ловлю, потрошу, кастрирую, сушу. – Похвастался он. Я кивнул.
- Дашь попробовать?
Затушив сигарету с джутом, я взял сигарету у Ива, под его комментарий:
- Только что скрутил.
- Спасибо.
Ароматный мягкий вкус я почувствовал не сразу, после густого и горького джута, он был странным. Я сделал пару шагов назад к парапету, оперевшись, откинул голову, затягиваясь сигаретой. Я улыбался то ли вкусу сигареты, то ли тому, что Ивант восхищается снова бородой Дарая. Поймал я себя на мысли, что бороды у меня нет, но так ничего и не сказал вслух.
- Дашь еще одну?
Ивант согласился. Ну не было у меня женьшеня, не было, только джут. А я, даже не заметил, что Дарай ушел, опустил руку за ухо Иву, который копался в кубе. Вернее как он выразительно сказал: «в штанах», почесал его за ухом. И сразу не понял, что второй сигареты я не получу, потому что Ивант – замурлыкал, почти как большой котенок. Я фыркнул, но руку так и не убрал, уже сев на холодный камень рядом с Ивом и продолжая почесывать его - то за одним ухом, то за другим. Он мурлыкал.
Все, в какой-то момент – я не выдержал, балауры меня дери, сижу, улыбаюсь и не понятно о чем думаю, смотря на него, почесав еще несколько раз, все-таки напомнил ему про сигарету и закурил снова.
Поймал себя на мысли, что трахнул бы, прямо здесь.
- Я в бездну, тут уж больно скучно. – Хмыкнул я, поднимаясь и вспоминая заклинание возвращения.
Это мурлыканье стало последним – слишком много проблем для одного вечера – наглозадый, Ивант, который далеко не тот, кем кажется и просто, пока я не разбирусь в себе, хотелось крови и траха, все.
Но холодный воздух Арэшурата не мог вернуться мне ясность ума, хотя и заставил собраться, что бы на центральную площадь я вышел уже в своей обычной манере – холодный, сдержанный, не лезущий в карман за очередным комментарием.
- Ну что, - заметила Флэй, - нашел того, кто тебе понравился?
Увидев меня, почти сразу спросила она меня, я отмахнулся:
- Нет, если найду, ты узнаешь первой. – Заметил я, не собираясь оправдываться перед ней, тем более объяснять что-то.
Я устроился на ковре и даже не поднял глаз, когда на площади в своем ярко-розовом костюме появился Ивант. Разговор об извращениях, что у нас собрались алкоголики, наркоманы, зоофилы. Юми авторитетно заявила, что все это извращенства. А кто из даэвов нормальный? Иногда я смотрел на Ива – желтый кюд под смешным именем «Руками Не Трогать» летал вокруг него, иногда Ивант его поливал, так что зверушка забавно визжала и пыталась спрятаться. Сам я пил. Наверное, больше обычного. В бездну все. Все в эту треклятую бездну. Но я заметил и шрамы на лице, и улыбку. Кого другого я бы уже отправил в короткое пеше-эротическое, а его нет.
Ивант ушел помогать кому-то в Воздушном Храме, а я рыкнул на Легата, на его даже не возмущение, а на констатацию факта, что Ивант ушел.
- У всех есть и свои дела, помимо того, что бы ждать хуй знает чего!
Взъелся на всех и полетел проветрить мозги, может - найду победу, а может быть смерть, нашел и то, и другое. Стало легче.

Он был живым или балаурски хорошо играл… Не знаю. Рядом с ним я чувствовал себя еще более мертвым. Я не способен на такую открытую искренность, на такую открытую чистоту, да даже играть я так не могу.
Я все еще смотрел ему в след… даже когда возродился у кибелиска и шел обратно на площадь, где только-только собрались все.

***
Вторая наша встреча – очередная церемония, очередная пьянка, очередная бездна меня дери – веселое и беззаботное время провождение, для меня оно было – толи сном, толи просто очередной попыткой быть живым. Но Иванта я встретил, когда понес Иллитири к ней домой, ей не нравились такие сборища, а здесь убил двух лирейлов одним выстрелом – и ее отнес и сам проветрился. Разве что когда выходил… почувствовал, потом увидел, потом… Резким, отточенным движением метнулся к стене и прижал к ней Иванта, прижал – удержав за плечи и наклонился почти касаясь его губ.
- И что ты тут делаешь?
- Эм… ничего… подсвечники ворую.
- На место поставь.
Я видел ревность, я видел, что он хотел и сейчас, что-то меня удерживало, последние рамки, приличия, барьеры, все что угодно, когда я перехватил его и выкинул из дома, смотря на то, как он летит по земле, поворачиваясь ко мне своей задницей. Хорошая у него задница, с этим я не спорю.
Он повернулся и одарив меня нахальной усмешкой, исчез в тенях – искать я его не стал, а лишь вернулся в дом, и убедившись, что с Иллитири все в порядке, направился снова в таверну, зная, где будет Ивант.
Стащив его со стола со скрипкой, я кинул его во второй зал, довольно небрежно и там, подойдя, наклонившись и удержав за ворот, прижал к стене – поцеловал, что заманчиво, даже в морду не получил – а он вывернулся и направился к дальней стене.
Кажется, этот вопрос на сегодня был решен, и здесь меня больше ничего не ждало, секс будет потом, а сегодня охота. Моя охота.
И эта охота была удачливее, чем обычно.
Хотел ли я его любить? Сложный вопрос, на который я не знал ответа. Объятия любовниц и любовников. Чувства это не то, в чем я разбираюсь и не то, что свойственно мне. Мне было хорошо, я мог расслабиться, кончить, просто трахаться. А что еще нужно? Не плохое время, когда я начал понимать, что невольно жду наших встреч… Жду ли? Не знал. Наши несколько ночей были потрясающими и я, просто получал все от каждой из них, зная, что «завтра» может не быть. Это сводило меня с ума, и я все больше пил и все больше не знал, что с этим делать. Скрываясь среди мертвых, мертвых, но живых, вечно в погоне… А тут еще подфартило – очередное сфабрикованное обвинение. Кем? Я прикидывал. С ним я еще не общался, видимо решил исправить упущение.
Хотя я был прав это «завтра», не наступило.

Тюрьма безмолвных – мое спасение от моих кошмаров – пытки, спарринги, когда мне давали возможность просто драться, жесткий секс, насилие, когда я больше не принадлежал себе, но каждый не умирал. Таким как я, лучше жить – дольше будут страдать.
Ремар – для кого-то ночной кошмар, для меня просто любовник с извращенными вкусами, но тогда – не знаю, чтобы я наворотил, когда и память вернулась и в жизни не пойми что, и охота уже из рук вон плоха. Иногда – отпускаемый из под надзора Безмолвных на очередное поручение моей Темной Госпожи.
Но все менялось, «завтра» не приходило и в один день, после такого вот задания, я сидел у фонтана во Фримуме, позвав Иванта. Чего я хотел? Не знаю. Хотел, чтобы тогда он не улетал, хотел просто быть кому-то нужным или хотел что-то изменить, но в очередной раз понял, что это невозможно.
- А ты меня любишь?
Вопрос, который поставил меня перед фактом и я долго смотрел на того, кто задал этот вопрос. Впрочем, чтобы я не сказал – это был конец, да или нет. Я сказал «да». Лучше делать, чем потом жалеть, что что-то не сделал. И Ив улетел уже с крыши Фримума, оставляя меня в тихом спокойствии, хоть с этой стороны. Это как прощаться. Это происходит рано или поздно, так или иначе.

С той поры – он изменился… Веселый, общительный, тут же замкнутый и истерично нервный. И я не могущий вырваться из Пандемониума, чтобы что-то изменить. То он улыбается засыпает рядом, то срывается и летит кого-то убивать, то хочет костюм, то ничего не хочет, то… Это было почти забавно. Почти балауры меня дери. На прямые вопросы он больше не отвечал, от намеков уворачивался, а потом пропал где-то в Бездне. Я безуспешно искал его. И только я находил зацепку, лишь эфирный ветер оставался в моих руках.
Так случилось и в тот день, когда я снова спустился на землю Асмодеи и пошел искать легата – дело простое, я не смогу присутствовать на церемонии, всего лишь к оборотням Туманной Гривы. И тут…
Элиора, перед которой Ивант, что-то эмоционально рассказывающий ей.
- Ив?
Молчание и два шага назад были мне ответом, как на мое ожидание телепорт в неизвестном направлении. Недоуменное лицо Элиоры… Когда я пошел дальше искать легата, никуда больше не спеша. Я получил свои ответы.

В этот же день – когда я улетал по делам, меня у самого края Багровой Площади догнал шиго, передавая на словах, чтобы я немедленно отправился в Брустхонин… Элиора, даэва этого легиона весело смеялась «Шапочку забыл?». Но когда я прибыл на место, говоря «здравствуй», мы – впервые за долгое время, прощались. И может, встретимся, но не теми, кем были, когда трахались, когда я пытался его догнать, помочь, что-то изменить. Сейчас стоя на этих зеленых и не оскверненных лугах – мы – говоря «Здравствуй» прощались.
Элиора пила эль, а мы говорили, ни о чем… я не спрашивал, он не объяснял. Но слишком много эфира утекло, слишком много времени прошло, но чтобы залечить раны его явно не хватало и мы, смотрели на башню вместе. Было ли это концом той страсти? Нет, скорее начало чего-то нового. Ив хотел научиться убивать, и я научу его убивать. А что еще?
Ветер разметающий мои волосы, его черные волосы которые я перебираю когтями, поцелуй, не последний.

И я невольно вспоминал стихи, написанные для меня, одной даэвой, кто, смеясь, смотрела на все то, что было… насколько права она была?

«Сорвалось слово, как стрела с тетивы,
Кто мертвым был, когда-то станет живым,
Кто рвется вверх, не веря глупым слезам,
Заплачет сам. Когда-нибудь заплачет сам.

Кто вам сказал, что время может лечить?
За годом год - он только громче кричит.
Кто рвется вверх сквозь холод, вьюгу и снег,
На самом дне найдет себя. На самом дне.

Утонешь в бренди или чьи-то глазах -
Проснетесь вместе, ты и твой вечный страх.
Взгляни в лицо ему, он тоже устал -
Душа пуста. Как белый лист, душа пуста.»

***
Теперь была лишь охота… бесконечная вереница дел, снова охота. Больше не было под ногами снегов Асмодеи, лишь Арэшурат и Элиос. Рядом были те, кто выбрал эту же стезю – убийство и вечный путь – охоту. Дикая охота продолжалась всегда, и мне ее было мало. Я продолжал этот бег и эту охоту.
Охота, погоня, ничего кроме нее… Секс, трах с подвернувшимися под руку элийцами. Больше мне не нужно было ничего… Это моя охота. Проблемы? Были, куда ж без них. Были и их было много.
Словно то, что было… на какой-то момент я забыл кто я, по настоящему кто я. Я охотник, я тот кто идет по следу и убивает. Я вечный охотник. Я тот кто идет впереди или позади. Я тот, кто я есть. И наконец-то утонув – в своем демоне, в том, кто я есть, я обрел себя. Охота. Стрелы спущенные с тетивы, голодный взгляд, вечно голодный и никогда не могущий насытиться – ни трахом, ни убийством, вечный зверь, вечный даэв. А чувства – есть кто-то, кто больше меня заслуживает этого и пусть он живет в мире, а я, не могу. Не могу быть верным, не могу быть на одном месте, не могу быть… И либо идут со мной, либо я возвращаюсь, но не обратно, а идя вперед, либо пусть ненавидят или любят в след, потому что от любви до ненависти один шаг. Но когда он наступает, я не могу понять, потому что иду вперед, сжигая мосты, потому что обратного пути нет, потому что нельзя исцелить мир, исцелить меня, исцелить всех нас – разбитых и убитых этой войной, потому что нельзя не быть собой.
И когда... я раскрыл крылья… да, именно раскрыл, обретя себя, не того, кем я хотел быть, не того, кого пытался склеить, не того, кого пытался найти и кем я никогда не был, я обрел себя.
Как? Другая история.

Черный плащ укрывал его от бесконечных эфирных ветров, а я спрыгнул на эту скалу. Каменная крошка под моими ногами даже не шелохнулась, я перехватил лук и с тетивы сорвались стрелы. Он был так быстр, как я и ожидал, но одна стрела, ушла на опережение, так что вот ее оперение торчало из его плеча. Но мою руку, мое запястье вывернули с такой силой, он был рядом, что я лишь рыкнул от боли, вынужденный выпустить лук и изогнуться уходя от нового смертельного захвата, лишь для того, что бы эфир сжался вокруг меня с такой силой, что я не мог больше вздохнуть.
Два кинжала блеснули в руках – один так и не распорол мантию, второй вошел в открытую ладонь, но я уже лежал на земле, опрокинутый силой, не эфира, а его сил… Вы когда-нибудь пытались убить бога? Бесполезно, и это все игра. Мои удары как на зло, словно маня – иногда достигали цели, но лишь для того, чтобы я снова попал в ловушку из его воли. Моя охота.
Белые волосы из под капюшона лишь слегка закрывали лицо, капюшон скрывал его тенью, но мне было это не нужно, потому что я нашел того, кого искал. Смех, азарт, ярость… когда я снова добрался до лука, но лишь для того, чтобы снова отправить стрелы в пустое место и мой кинжал устроился на его шее, когда наши взгляды встретились. Его рука была на уровне моего сердце, и он мог вырвать его одной силой воли, навсегда. Мой же кинжал был на его шеи и максимум, что я могу сделать, это оставить царапину. Так мы и застыли в этом моменте. Мы ни говорили ничего, он знал все, я знал тоже все. Кто мы. Откуда мы. Почему мы.
Его пальцы вошли в мою грудь, и я закричал от боли, на глазах выступили слезы боли, кинжал выпал из моей руки… но упасть он мне не дал, удерживая второй рукой, и вытаскивая из груди не сердце, а вечное проклятие, обвивающее душу. Нет, не того хищника, которым я был, а мой ошейник, что стискивал мою шею и я был на привези. Он давал мне свободу.
А я кричал… потому что каждое убийство, что я совершал, было еще одним звеном этой цепи, она была длинной и теперь я вспоминал каждое. Каждую смерть. Умирая сам. Мой крик… крик был во всей бездне, в каждом его уголке. Он вынимал то, что было мои ошейником. Мой крик, перешел в рык ярости и в смех голодного зверя, которого наконец-то спустили с цепи, когда я упал на колени и он сел рядом, положив руку без когтей на моей плечо.
Молчание. Сколько мы молчали. Пока мое дыхание не стало ровным, пока за спиной я не сложил наконец-то крылья, пока… мы так и сидели рядом, не сказав ни слова. Я не сказал ничего, я не сказал «спасибо», я лишь усмехался, смотря на того, кого все-таки нашел. Года, века поисков, но не убил, как было то наказано. Не смог.
Вы пытались убить бога?
- С возращением Сиер, - тихо, волнующе сладко, для меня и моих ушей звучали его слова. Его голос продирал до глубины души. Он первый нарушил тишину.
А я холодно усмехнулся и выдохнул.
- Хорошо быть свободным.
Вдохнув полной грудью, я чувствовал голод, который никто не может утолить, никогда не мог… всегда было мало.
Снова молчание, которое нарушил уже я.
- Как и всегда Израфель. Не говори ничего, я знаю, это будет новая война… и в ней, я буду на твоей стороне.
- Даже если в конце тебя ждет так не желаемая тобой смерть? – В его голосе слышалась тихая ирония, и он знал мой самый большой страх – страх умереть. Я был готов в любой момент умереть, но боялся ее, боялся того, что ждет меня там, и отчаянно защищая тех, от того, что боюсь сам.
- К желаемой мной любви?
Ответил я вопросом на вопрос.
В этот момент я обрел покой, свой покой, вечную гонку, вечную войну, потому что вот моя мечта. Быть тем, кто я был, сражаться, лишь укажите цель и выбирать эту цель самому. Потому что без войны нет даэвов и не будет меня, потому что мы сражаемся за будущее, неизменно будущее, пусть и не для себя. Потому что таков наш удел - война.
- Когда-нибудь я тебя все-таки достану.
- Для этого у тебя не одна вечность… Разломов сейчас нет, и будут не раньше чем через восемь дней, так что можешь пока остаться здесь.
- Все ты в курсе.
Я так и не встал с камней, а лишь оперся спиной о скалу и прикрыл глаза, смотря на того, кто сам боится смерти, кто сам готов отдать все ради любви и найти ту единственную, что потерял во время Катаклизма, любовь Сиэль к Атреи была сильной. Но может быть, любовь западного и восточного ветра была еще сильнее?
Мы молчали. Теперь, окончательно став собой я знал… я знал, кто я есть. Кто-нибудь когда-нибудь пробовал убить бога? Я – да. И буду пробовать еще не раз.
- Ты уже не один.
- Да. Сказать, что за мной пойдут, это будут лишь слова. Но вот придут так точно.
- Это полагать, что ты будешь собирать легион – новых и старых товарищей?
- Старых слишком мало осталось, а те кто остались ничуть не лучше меня, раздираемые прошлыми ошибками, в вечном поиске себя, когда они проснутся, они найдут меня сами, как я нашел тебя.
Израфель хмыкнул.
- Так я тебе и поверил.
- У тебя выбора нет.
- Да, у тебя тоже.
Мы рассмеялись, и я прикрыл глаза.
- Значит?...
- Да, - ответил он на незаданный вопрос и я выдохнул, зная, что значит это «да», зная… боясь и радуясь ему.
- Тогда за встречу, хм… покровитель?
Я кинул ему бутылку с элийским вином, он откупорил ее, я достал такую же и звон двух бутылок раздался над бездной.
Он прищурившись, посмотрел на меня.
- Иди в зад, Израфель. – Закончил я, хоть я мог сколько угодно уважать его, я был самим собой, я был тем, кем был всегда.
Когда-то я с вызовом смотрел на него и до сих пор думаю, что могу сравниться с ним. Это нельзя поменять, нельзя изменить.
И мы выпили, за новую войну, за новую жизнь, за друг друга. Когда я уходил, в моих руках был белый плащ с черным крылом – Правого Крыла Израфеля.

***
Через несколько дней на пыльном столе, никогда не посещаемого легатом кабинете, лежала нетронутая ни временем, ни ношением, ни опаленная магией накидка легиона Окрыляющих Надежду. Надежду нельзя окрылить. Она либо есть, либо ее никогда нет и ее нельзя захотеть и взять. Да как я с самого начала и говорил - это было лишь временное пристанище, для больной, раздираемой сомнениями и болью душе.
Теперь я был свободен не от бремени прошлого, оно еще вернется – местью, убийствами, старыми друзьями, сильной рукой на плече, когда одного меня не отпустят в новое безумство и конечно, новыми победами и поражениями. Таков мой путь, путь того, кто живет войной.
Теперь я был собой и я сам это выбрал.
Меня зовут Сиер, я служу Израфелю, я иду вперед, я вечно голодный зверь – голодный охотой, сексом, вожделением, похотью, холодом и безразличием к судьбам, что так или иначе остаются позади, я тот кто идет вперед, потому что назад пути нет, и вернуться назад, можно только идя вперед.