ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА СТИХИЙ.
Глава первая.
Вокруг было темно, влажно и тесно. Ужасно хотелось распрямить ноги и руки. Она с силой стукнула локтем в стену, дважды саданула коленями, и вдруг, ее понесло куда- то, выталкивая из темноты неведомой силой, давящей со всех сторон. Было больно, жутко больно, но желание освободится из плена и поток воды, неудержимо несли ее в неизвестность. Чьи-то невнятные голоса и женские крики, призывающие неведомых богов, гулким эхом стучали у нее в голове и сверлили мозг. Она почувствовала, как ее схватили за плечи, освобождая из удушающих тисков, затем взяли за ноги и перевернули вниз головой. Тело, опалила жгучая боль от удара ладонью. Жидкость забила глаза, уши, ноздри, но от неожиданности она открыла рот и сделала огромный вдох, захлебываясь, дико закричала от этой боли, возмущения и страха. Солнечный свет ударил в глаза, свежий воздух наполнил грудь, с бешенной силой стучало сердце… Она почти не понимала, что куда- то несут, колдуя над ее телом, обмывают теплой водой, оборачивают чем - то мягким и дрожала от бессилия и ужаса исходя истошным ором. Наконец ее измотанную, ослабевшую, почти потерявшую голос, чьи- то ласковые, дрожащие руки прижали к груди, сладко пахнущей родным и близким. Почувствовав дыхание на своей щеке, прикосновение прохладных губ, услышав биение другого, любящего, бьющегося в унисон сердца, она с облегчением вздохнула и успокоилась, вдыхая аромат, дарящий этот покой и защиту.
Так родилась Хашита. Странными звуками, запахами, неизвестностью, ее встретил огромный, непривычный и неведомый мир.
Милана лежала на подушках с растрепанными белокурыми волосами, прилипшими прядями к лицу и лбу, покрытому испариной пережитого. Старая даэва Зарина возилась с маленькой новорожденной, причиной ее мучений. Все отодвинулось на второй план, осталась страшная тревога и боязнь за ту, которой только что дала жизнь.
-У Вас девочка, Милана! Очень красивая, со светлыми волосами, синими глазами, похожая на Вас, но она… дитя Асфеля. Кожа пожалуй, чуть светлее, но всё же… Мы не сможем скрыть это. Сходство с ее отцом слишком очевидно. И она избранная!- старая даэва вздохнула, разглядывая еле проступающие рисунки на бедрах и плечах новорожденной, любуясь кукольным личиком, трогая длинные мягкие коготки на руках и трехпалых ножках. Завернула малышку в пеленки, подала пищащий кулечек матери:- Посмотрите, это Ваша дочь.- Зарина отошла в угол к камину, устало присела в кресло.
Милана бережно взяла ребенка. Слезы неудержимо хлынули из глаз, скатываясь на лицо малышки мокрым соленым дождем. Она целовала этот носик, эти глаза, шепча слова любви, маленькому, едва появившемуся на свет, самому родному и дорогому во всей Атрее существу. Почему Айон так несправедлив? За что такие мучения? Отчего она должна ненавидеть самое дорогое в ее жизни? Разве разница в цвете крыльев может порождать только ненависть и злобу? Разве может быть любовь преступна? Так ли уж велика пропасть между потерями во время Катаклизма для Асмодеи и Элиоса? Милана плакала, слезы все катились и катились по ее изможденному страданиями лицу. Душевная боль, сто крат сильнее, чем физическая, которую она только что перенесла. Эта боль, цепкими корявыми пальцами рвала ее душу, вынимала ее сердце.
Отец никогда не простит ей. Он опытный воин, закаленный в боях с балаурами и асмодеанами, возглавляет Легион сильных и грозных бойцов. Милану назовут преступницей только за то, что посмела открыть свою душу тому, у кого черные крылья, тому, кто всегда будет врагом, тому, кто рожден не в Элиосе и говорит на другом языке. А главное, возненавидят крохотную девочку, родную кровинку, выстраданное чудо, которую она прижимала к груди, которая так похожа на того, кого любила белокрылая Милана.
Они встретились случайно в Бездне, на Архипелаге Серного Дерева. Милана от усталости еле взмахивала белыми крыльями, боясь упасть, торопилась приземлиться на краешек островка. Элийка, как все даэвы, была бессмертна, но каждый раз, пережив маленькую гибель и очнувшись у кибелиска, тело выворачивало наизнанку, сжимая тисками горло, выкручивало кости, было очень больно, до помутнения разума, так что испытывать это снова не хотелось. Она почти упала на остров, ударившись, села и потерла ушибленную ногу. Асмодианина увидела поздно, он был слишком близко. Большой и сильный, с огромным копьем в когтистых руках, с горящими красными глазами. Милана попыталась встать, но тщетно, ноги не слушались. Она зажмурилась, готовясь к тому, что умрет в очередной раз и лекарь души снова скажет, бесстрастным пустым голосом:-«Вы плохо выглядите».Странное утверждение, можно подумать испытывая такие боли, возможно выглядеть иначе. Удара все не было, элийка приоткрыла глаза в надежде, что асмодианин ушел, побрезговав добить слабого. Гладиатор сидел напротив и пристально смотрел на нее. Было неловко за слабость перед врагом, а его взгляд был странным, как будто хотел заглянуть прямо в душу. «Почему не убивает?»- мелькнуло в мозгу у элийки. То, что случилось дальше, было уж совсем необъяснимо. Он подал ей руку и помог встать, почему то улыбнулся, видимо сам поразился нелепости происходящего. Милана подумала, что он издевается, желая продлить ее мучения и стыд перед смертью. Асмодианин был высок, она едва доставала ему до плеча, с темной кожей и белокурой головой. Бровь пересекал шрам, который к ее удивлению, нисколько не портил лицо. А глаза.. у него были большие зеленые глаза, такие красивые, что ей стало жутко от мысли, что асмодианин не вызывает в ней отвращения, более того, он ей нравится! Гладиатор что-то сказал ей на своем гортанном языке, элийка помотала головой в знак того, что не понимает сказанного. Он указал себе на грудь и назвал свое имя: - «Беллатор». – «Я - Милана!»- пролепетала она и сделала подобие, какого - то жуткого реверанса. Они пытались что-то сказать друг другу, смеялись и все, выглядело таким нереальным вокруг. Где-то грохотала война, но сейчас они не слышали ее звуков подобно глухим. Зачем слух тому, кто чувствует биение другого сердца, улавливая его стук своим? Различие цвета их крыльев и кожи, осталось там, далеко и не имело уже никакого значения. Были только он и она.
Потом, был первый робкий поцелуй и первое «люблю», сказанное на двух языках. Были свидания под крепостью Святости в руинах, кишащих монстрами, но зато, их никто не мог увидеть, разве что случайно. Они учили язык друг друга, но любящие сердца, безмолвно говорили гораздо больше, чем могли выразить все слова на свете. Была и первая ночь, когда два тела и две души, стали едины и ощущение того, что время остановилось и прекратило свой бег, лишь для них двоих. Беллатор положив свою голову ей на колени, подносил ее руки к своим губам, а она, перебирая его волосы, нежно целовала шрам на его лице, рассказывала сказки, услышанные в детстве от няньки, про принцессу Хашиту. Там, в этих руинах, Милана сказала, что ощутила новую жизнь у себя под сердцем. Беллатор со слезами в глазах осыпал ее лицо поцелуями, а потом сидел рядом, обхватив задумчиво голову. Они проклинали эту безумную войну, которая навсегда украла у них надежду быть вместе. И в Элиосе, и в Асмодее, и в Бездне, эти двое были чужими, преступными, непонятными никому. Настоящая любовь, не может быть грешной, постыдной или бессмысленной, даже если все вокруг считают ее таковой, потому что в том, кого любишь, и есть этот самый смысл и целый мир! Они жили ожиданиями коротких встреч и минутами счастья, которые могли дарить друг другу украдкой. Когда ей, стало тяжело летать в Бездну, Милана, прикрывая широкой одеждой их тайну, летела в Интердерику. Рискуя, презрев все опасности, асмодеанец приходил туда, чтоб ощутить родное тепло ее тела, касание губ, увидеть любимое лицо, почувствовать биение маленькой жизни созданной ими, боясь потерять это навсегда.
-«Да, Хашита, маленькая принцесса из сказки, именно так будут звать малышку. Из сказки, которую она когда то в детстве услышала и которую рассказывала своему Беллатору.»-Милана положила мирно сопящего ребенка на постель, ее сердце и душа дико выли от нестерпимой муки. Пошатываясь, встала, попыталась сделать несколько шагов к старой, верной няньке, но голова закружилась и она, стала оседать на каменный пол. Зарина подскочила, еле успев удержать госпожу, которая едва не потеряла сознание от слабости.
Слезы новым потоком хлынули из глаз Миланы, она упала на колени перед Зариной, не стесняясь сотрясающих рыданий, ползала, целуя старухе ноги.
-«Ты должна… помочь… спасти ее… Зарина, помоги, заклинаю тебя именем Сиэли, она должна жить! Я отдам тебе все, что у меня есть, кинары, драгоценности, все! Проси все, что хочешь! Если тебе будет нужно мое бессмертие, я отдам тебе и его! Только спаси! Умоляю тебя! Только ты сумеешь помочь! Это все, что осталось у меня, моя маленькая девочка, она должна жить! Я клянусь тебе, я больше никогда не встречусь с ним, я даже не сделаю попытки увидеть его! Но моя Хаш… она не должна умереть…! Ты же сама была матерью! Заклинаю тебя всеми святыми Элиоса, спаси ее…!»
Пожилая даэва тщетно пыталась поднять свою госпожу, которая подметала пол длинными белокурыми волосами, распластавшись у ее ног. Ей было жаль Милану. Зарина знала, что такое смерть ребенка, когда проклинаешь свою бессмертную жизнь, за невозможность отдать ее вместо той, которая дороже своей и которая так коротка.
-«Да, Милана, успокойтесь, я помогу… я сделаю все, что Вы скажете!»-пожилая даэва тоже плакала, больше от жалости к себе, вспомнив ушедших в мир иной сыновей, время увы, неумолимо для простых смертных. Оторвав наконец рыдающую Милану от своих ног, она подняла ее и уложила в постель.
- «Говорите госпожа, что я должна делать, я сделаю…» - Зарина утерла слезы и присела рядом с несчастной матерью.

Поздним вечером в Интердерике, старая даэва, закутанная во все черное, оглядываясь и осторожно ступая, кралась в темноте к разлому, ведущему в Асмодею. Она прижимала к груди сверток весь в кружевах, перевязанный лентами.
Беллатор, услышал еле уловимый шорох, схватил копье. Даэва вышла из-за кустов и несколько раз что-то сказала в полголоса, как будто звала кого-то. Гладиатор услышал свое имя, произнесенное с акцентом, вынырнул из укрывающей его темноты и подошел к элийке. Та вздрогнула, испугавшись внезапного его появления, упомянула какого-то своего бога, глядя со страхом на его горящие глаза. Она быстро сунула ему в руки шелковый сверток и записку, поставила небольшую корзинку у дерева и истово молясь, скрылась из глаз.
Асмодианин с удивлением посмотрел, в свертке, был маленький ребенок. Малыш завозился, наморщил маленький носик, закряхтел. У Беллатора заколотилось сердце, гулко ударяясь о грудную клетку, он понял все! Это его ребенок, их с Миланой, которого они так ждали с любовью и страхом!
Он присел на траву, положив на колени малыша, развернул записку предательски дрожащими руками, стал читать, в неверном свете серебристой луны, едва разбирая торопливо написанные строки:
«Любимый! Это последнее мое послание тебе и моя последняя просьба! Я ненавижу этот мир, потому, что здесь мы не можем быть вместе! Я ненавижу богов, которые позволили разлучить нас, лишив возможности быть счастливыми, отнимая тебя и мою маленькую дочурку! Она рождена похожей на тебя, Беллатор. Ее убьет гнев даэвов Элиоса, а я хочу, чтоб она жила! Наша Хаш- избранная. Отдай ей в день посвящения шкатулку, которую я послала для нее. Я поклялась больше никогда не видеть тебя, ради нее, мой Беллатор, но я знаю, что ты будешь любить нашу девочку, так же, как люблю ее я. Расскажи ей, когда она вырастет, что ее мама, всегда помнит о ней! Мой любимый, единственный Беллатор, я всегда любила только тебя! Теперь я люблю двоих, тебя и нашу Хашиту! Вы самое дорогое, что есть в моей ненавистной бессмертной жизни! Твоя Милана…»

Гладиатор читал написанные слова и видел следы слез на бумаге, пролитые его любимой, он видел ее душевную боль, которая была в каждой строке короткого послания. Ему стало трудно дышать, глаза застилала влажная пелена: он никогда больше не увидит ее лица, не услышит родного голоса, не обнимет свою белокрылую Милану.
Хашита заерзала на коленях, пытаясь освободить ручки из шелковых пеленок. Запах смазки для оружия, чего- то дикого, неизвестного, заставил ее заплакать. Беллатор поднял ребенка и посмотрел, на словно нарисованное личико, угадывая в нем черты той, которую любил и которую только что безвозвратно потерял. Он осторожно погладил пальцем щечку малышки, поцеловал ее большие испуганные глазки.
-« Не плачь Хашита и ничего не бойся, ведь у тебя есть папа. Я буду любить тебя так же сильно, как любил твою маму!»-тихо прошептал асмодианин. Бережно прижал девочку к груди, стараясь не оцарапать о свои доспехи и подхватив корзинку, не оглядываясь, шагнул в разлом…

Хашита